— Давай я сначала представлю своих друзей, — сказал Бер. — Это Алексей и Николай. — Парни повторно пожали Эдику руку. — После катастрофы податься им, стало быть, некуда, вот и живут у нас, можно сказать, почти родичи теперь.
— Можно просто Гвоздь, — произнес Леха.
— И Фикса, — сверкнул золотом во рту Николай.
— Понятно. — Эдик оценивающе посмотрел на «родичей». — Можете звать меня Ником. Так привычнее.
— А дело у нас серьезнее некуда, — продолжал Бер. — Так что давай зови отца.
— Ясно. Сейчас приглашу и по пиву принесу, — кивнул Ник.
— Пиво — это хорошо, — выговорил Леха, откидываясь на деревянную спинку лавочки.
Эдуард вышел из беседки и исчез в глубине дома. Через несколько минут появился снова, неся в руках пять жестяных банок «Балтики».
— Скоро выйдет, — с порога сообщил он. Подойдя, раздал гостям пиво. Послышалось шипение открываемых банок, и гости с наслаждением глотнули хмельного напитка.
— Как твоя бабка и мать? — чтобы заполнить паузу в разговоре, спросил Александр.
— Бабушке повезло, если так можно выразиться, — умерла до известных событий. А то не пережила бы, — с грустью ответил Ник.
— Что так? — некорректно поинтересовался Леха.
— Мама погибла. Стараюсь об этом не думать, но получается плохо. — Лицо Эдика болезненно скривилось, и он сделал большой глоток из банки. — При отце не упоминайте о ней. Даже сочувствия не выражайте, так будет лучше.
— Соболезную. — Бер мысленно возблагодарил Господа за то, что его семью миновала боль утрат.
— Мы тоже, — подавленно выговорил Николай. Тема потери родных и для них была актуальна.
Минут пять сидели молча, потихоньку потягивая пиво. Наконец в кругу света появился Владимир — отец Эдуарда.
— Привет, ребятки, — поздоровался Никифоров-старший. Выглядел он неважно. Даже в полутьме был заметен уставший, словно потухший взгляд и синие мешки под глазами. Он ссутулился и поседел. Говорят, рыжие не седеют — пример Владимира Ивановича показал, что это большое заблуждение.
Отец Эдика был одет в охотничий камуфляж и военного образца берцы. На поясе — кобура с «макаровым», будто не к себе во двор вышел.
«Похоже, дядя Володя догадывается о грозящих ему и сыну неприятностях. И немудрено. По нынешним меркам настоящим богатством владеют», — промелькнуло у Александра в голове.
— Пивком балуетесь? — спросил Владимир Иванович.
— Здравствуйте, дядь Володя. Балуемся. Вот, хочу представить своих товарищей. — Бер со студентами повторили процедуру знакомства, сопроводив ее кратким, в двух словах, рассказом, кто они и откуда — для большей доверительности в предстоящей беседе. Так проинструктировал спутников Александр, объяснив: чем больше собеседник знает о тебе, тем больше раскрывается перед тобой и доверяет.
Следом за ребятами взял слово Бер. Он поведал о выводах, сделанных сегодня на семейном совете, и предложил помочь друг другу. Никифоровы молча слушали импровизированную речь. Исчерпав все доводы, Александр с надеждой переводил взгляд с Ника на его отца и обратно. Никифоровы долго молчали. Эдик заинтересованно глядел на троицу, видимо ожидая первого слова отца. Однако тот не спешил с ответом. Он долго смотрел в одну точку, машинально вертя в руке пустую банку. Когда терпение у всех уже подходило к концу, Владимир Иванович вышел из задумчивости.
— Значит, говоришь, батька твой захворал? — поинтересовался он.
— Да, но постепенно идет на поправку. Думаю, через пару недель будет как огурчик, — тотчас откликнулся Александр.
— Будем надеяться. — Никифоров смял тонкий корпус алюминиевой банки и неожиданно для всех зашвырнул ее в темноту. Внезапная вспышка злости утихла так же быстро, как и появилась, и Владимир Иванович уже спокойно, с какими-то новыми, более живыми нотками в голосе произнес:
— Ты верно подметил, власти обязательно будут грести под себя все, что осталось от прошлого. Только прошлого не вернуть, к сожалению. — Он улыбнулся уголками губ, но улыбка вышла кривая, больше напоминающая оскал. — Вы не учли один важный момент.
— Какой? — насторожился Александр. — Мы приветствуем любую здравую идею. — Эти резкие перепады настроения собеседника ему не нравились. Между тем Владимир Иванович продолжал:
— В целом с вашим предложением я согласен. — Он недовольно скривился, услышав радостные возгласы. — Однако в вашем проекте есть некоторые недоработки. Допустим, вы взялись охранять имущество, которым, к счастью или к несчастью, я владею. И за это имеете дивиденды с прибыли, оружие, добротную одежду. Но этого недостаточно. Необходимо объединиться полностью. Найти новое место жительства — здание или небольшую группу зданий, которые легко превратить в крепость, с постоянным источником чистой воды и достаточно большим участком земли, чтобы заниматься сельским хозяйством. Ты же, Сашка, морпех и должен понимать необходимость всего этого в условиях… — Никифоров-старший задумчиво помолчал и докончил: — Даже не знаю, как назвать ту задницу, в которой мы очутились.
— Так в заднице и находимся, чего уж тут придумывать, — подал голос Фикса.
— Вы правы, дядя Володя, — сказал Александр. — Об этом мы как-то не подумали. Но это тема для отдельного обсуждения. Главное, что вы поняли и приняли наше предложение. Меня очень радуют перспективы. Ваше согласие существенно повышает шансы нашей семьи на выживание.
— Не только вашей, Саша, не только. Полагаю, к нам захочет присоединиться мой младший брат с семьей. До катастрофы он был действующим офицером ГРУ и в Зареченск приехал с женой и детьми в отпуск. Как только «бабахнуло», он сразу поднял на уши всех, кого знал из вояк, и те сообщили нерадостные известия. Насколько я понял, многие не поверили, что очутились в чужом мире, и попытались выбраться за его пределы, чтобы найти помощь в других городах. Но это оказалось бессмысленной затеей. Железной дороге требуется серьезный ремонт, в некоторых местах пути разрушены полностью. — Отец Эдика замолчал и отхлебнул пива. Бер слушал внимательно, не прерывая. О многом он знал из разговоров эмчеэсников, о многом догадывался сам. Так что услышанное не стало для него откровением, но все равно было интересно узнать что-то новое. — Но самое главное, — продолжал Владимир Иванович, — все пути из Зареченска — и железнодорожные, и автомобильные — обрываются в паре десятков километров от города. Говорят, словно ножом отрезали, и далее начинается совершенно иной ландшафт.